Позвольте прозой вне конкурса.
Ванька Хохлов, двадцатипятилетний мальчик, отданный три года тому назад в пользование кондитеру, в ночь под Рождество не ложился спать. Дождавшись когда хозяин и подмастерья свалили на каникулы на Мальдивы, он достал из хозяйского шкапа пузырек, накатил рюмочку и стал писать. Прежде чем вывести первую букву, он несколько раз брезгливо оглянулся на телевизор, покосился на развешенные по стенам флаги, рушныки и вышиванки, и прерывисто вздохнул. Бумага лежала на скамье, а сам он стоял перед скамьёй на коленях.
«Милый дедушка Мороз! — писал он. — И пишу тебе письмо. Поздравляю тебя с Рождеством и желаю тебе всего от господа Бога. Нету у меня ни отца, ни маменьки, только ты у меня один остался».
Ванька перевёл глаза на тёмное окно, в котором мелькали фары автомобилей, на которых проносились мимо пьяные мажоры, и живо вообразил себе деда Мороза, заботливо разносившего подарки хозяину и его подмастерьям. Почему то сейчас он представился ему рыжим и наглым старикашкой лет 70-ти, с вечно смеющимся лицом и надменными глазами. Он знает толк в людской кухне и в том как балагурить с кухарками. За ним, опустив головы, шагают старая Каштанка и ее кобелёк Вьюн, прозванный так за свои прошлые проделки. Этот Вьюн, говорят, даже помыкал как хотел прежними хозяевами. Впрочем Ванька, в силу своих лет, этого помнить не мог.
Ванька вздохнул, умокнул перо и продолжал писать: «А вчерась мне была выволочка. Хозяин выволок меня за волосья на двор и отчесал шпандырем за то, что я не покупаю ихнего шоколаду и трачу все деньги на хлеб и воду. А на неделе хозяйка велела мне надеть вышиванку, а у меня кроме рваных портков ничего то и не оказалось. Так она взяла шоколадку и начала меня ею в харю тыкать. Подмастерья надо мной насмехаются, норовят отобрать последнее, так что, не поверишь дедушка, ничего то у меня и не осталось. А еды нету никакой. Утром дают хлеба, в обед каши и к вечеру тоже хлеба, а чтоб чаю или щей, то хозяева сами трескают.
И подумал я дедушка, а не надо мне никаких подарков. Только забери меня отсюда. Милый дедушка, сделай божецкую милость, возьми меня отсюда к себе домой, нету никакой моей возможности... Кланяюсь тебе в ножки и буду вечно Бога молить, увези меня отсюда, а то помру...»
Ванька покривил рот, потёр своим чёрным кулаком глаза и всхлипнул. "А ежели думаешь, должности мне нету, то я Христа ради попрошусь к приказчику сапоги чистить, в подпаски пойду. Дедушка милый, нету никакой возможности, просто смерть одна. Хотел было пешком бежать, да сапогов нету, морозу боюсь".
Потом почесался, подумал и прибавил: "А то дедушка, лучше сделай такую милость, забери пожалуй хозяина со всеми его подмастерьями. У них поди и сапоги и офшоры имеются. Пусть подарками твоими пользуются в свое удовольствие. Я поди без них и на сапоги, и на портки себе заработаю. Мне вчерась один из подмастерьев по секрету сказал, что есть у нас очень добрые хозяева, партией называются. И если ты заберешь нонешних, дедушка, то заживем мы при них припеваючи, щей да каши у всех вдоволь будет. Забери ты их, дедушка Бога ради".
Ванька свернул вчетверо исписанный лист и вложил его в конверт, купленный накануне за копейку... Подумав немного, он умокнул перо и написал адрес: "Самой доброй партии. Для Деда Мороза."
|
