« … ибо от Земли ты взят. Ибо прах ты и к праху возвратишься». Бытие 3:19
Эту историю, кроме меня, и рассказать-то некому. Ну, кто знает, кто изображен на этих старых выцветших фото? Да и до исторических ли изысков в пору перманентных трудностей и кризисов, переживаемых нашей державой с завидным постоянством? Однако я уверен, что корни сегодняшних проблем находятся именно там, в забытых, перевернутых страницах прошедших дней с их трагическими невыученными уроками
… Отца моего прадеда, чье имя сохранили известные мне документы, звали Авраам. Мало кому известный за пределами своего штетла дамский портной из затерявшегося среди озер и лесов Беларуси местечка Колодно. Во время известных разделов Польши в конце XVIII века он симпатизировал повстанцам Костюшко, оказывал им помощь, а после поражения восстания вынужден был бежать с семьей из родного дома в глубь Российской империи.
Как правило, чиновники просто записывали самое простое, что приходило на ум: название населенного пункта, из которого происходил соискатель фамилии. Так предки стали Колоднерами, то есть из Колодно.
Колоднеры перебрались в Украину. И уже сын Авраама Хаим был записан мещанином городка Переяслава Полтавской губернии. Продолжил дело отца и стал портным. Однако в Переяславе он не задержался. Путь его пролегал на Екатеринославщину. В деревню Михайлово-Лукашево неподалеку от уездного городка Александровск. В 1894 году он женился на Гене-Гитле, дочери мещанина Пинска Минской губернии Сендера Дольникова, а в 1896 году у них родился сын Давид-Моисей.
В метрических книгах Главной хоральной синагоги Александровска, сохраняемых сейчас в архиве Запорожской области, есть запись о хупе Колоднеров, а также о рождении и обрезании их первенца. Обряды эти проводил человек по-своему примечательный – духовный раввин Александровской общины Авром-Довид Лавут в последние годы пребывания на своей должности.
Есть там записи и о рождении остальных детей семьи Колоднер. Дочерей – Этели, Шейдли, Иты, Билхи-Рахели и сыновей – Сендера, Исаака и Авраама (Абрама), который был последним ребенком в семье. На идиш это называлось мизинкер – словно мизинец, самый маленький пальчик на руке.
Судьбы детей Колоднеров интересны и достойны отдельных историй. Но особо мне хочется рассказать о Давиде и Ите.
Давид-Моисей был записан, как и положено, на восьмой день от роду, поэтому, когда началась Первая мировая война, в 1915 году был призван в армию. К этому периоду патриотический запал шапкозакидательства у многих уже прошел, армия вела тяжелые бои, конца бойне не было видно, а потому новобранцев, прежде всего, надо было научить воевать. Давида-Моисея направили в 35-й запасной пехотный полк, который располагался в Феодосии. Сохранилась почтовая открытка, в которой рядовой Колоднер описывает свои первые армейские впечатления.
Уверенный почерк, грамотная речь… И это при том, что в лучшем случае до революции дети сельского портного могли закончить лишь несколько классов начальной школы.
Давид-Моисей в Феодосии, как и большинство солдат полка, попал под сильное влияние большевистских агитаторов, которые развернули среди новобранцев антивоенную пропаганду. В 1917 году под руководством прапорщика Ивана Федько (будущего кавалера четырех орденов Красного Знамени, командарма, командующего Киевским военным округом в 1937-1938 году, организатора, а затем и жертвы репрессий против командного состава войск округа) Давид участвовал в создании отряда Красной гвардии и первого городского ревкома Феодосии.
Повоевать пришлось. Отряд, преобразованный в Первый Черноморский революционный полк, участвовал в Николаевском восстании против немцев 20-23 марта 1918 года. Рабочие и моряки при поддержке бойцов Федько очистили от немцев почти весь город, однако одержать победу не смогли. После поражения восстания полк до 1 мая сражался против немцев в Северной Таврии и Крыму. После разгрома полка Давид остался в живых и решил пробираться домой. Ему удалось добраться до Александровска. Время было тревожное. Власть в городе постоянно переходила из рук в руки. Не до лирики. А здесь любовь – неожиданно, несвоевременно. Если любовь может быть несвоевременной. Лиза Федорова – скромная, милая, тоненькая, как тростиночка, девушка. Сыграли свадьбу. Давид вместе с женой Лизой стал жить в большой семье Федоровых. Работал у Товия Михеловича, первого председателя уездного Совета, активного участника революционных событий семнадцатого года в Александровске. Позже Михелович погибнет в 1920 году в бою против отрядов Махно, будет похоронен в братской могиле посреди площади, его именем даже назовут улицу Екатерининскую. Правда, не надолго: в 1928 году Михеловича посмертно заклеймят как «троцкиста» и «активного меньшевика», а улице дадут имя пролетарского «буревестника» Максима Горького.
Двадцатидвухлетний работник исполкома Давид-Моисей Колоднер был, как ни странно, далек от трескучих политических деклараций, больше занимался негромкой повседневной работой, «бытовухой»: власти менялись, но поддерживать элементарную жизнь и порядок в голодном и холодном городе было необходимо при любом режиме. Это понимали все. Правда, сделать он мог немного. А уж о том, чтобы получить какие-то привилегии от должности, и думать не мог. Был ли он революционером и большевиком? Нет. Хотя лозунги о равноправии и прекращении национального угнетения не могли не быть ему близки. Скорее, он склонялся на сторону сионистов, позиции которых были достаточно сильны в этом густо населенном евреями регионе.
Это не удивительно. Призывы к эмиграции в Палестину были достаточно распространены в годы революции и Гражданской войны. Революция на первых порах позволяла политический плюрализм, и многочисленные партии сионистской направленности были широко популярны среди евреев Екатеринославщины. И чем сильнее становилось их влияние, тем опаснее становилась жизнь. Отряды еврейской самообороны организовывались повсеместно. Между прочим, в том же Екатеринославе в отряды самообороны входили не только известные в будущем пролетарские поэты-комсомольцы Светлов и Голодный. С винтовкой в руках защищался от погромщиков сын местного раввина Менахем Мендл Шнеерсон, будущий знаменитый Любавический ребе.
…Давид мечтал вместе с женой, родителями и братьями с сестрами перебраться на Землю обетованную. Словно предчувствовал скорую беду. Не успел.
Абрам Колоднер, брат Давида, рассказывал: «…Мы жили в селе Михайло-Лукашево (Вольнянский район). Отец и сестра портняжили. Весной 1919 г. банда махновцев ворвалась в село и начала погром еврейских домов. В селе жили семь еврейских семейств. Моего отца и других мужчин-евреев собрали на базарной площади и пороли шомполами и нагайками. Нас – мать и шестеро детей — укрыли соседи-украинцы и перепрятывали за ночь два раза, так как махновцы вели розыск по домам. Только на третий день мы возвратились домой. В квартире все было разбросано. Посуда перебита, подушки распороты, перья висели в воздухе. Все лучшее белье и одежда пропали. Пришлось уезжать в город Александровск.
Мы поселились на Литейной улице (Красногвардейская). В городе шли уличные бои. Власти — красные, белые, махновцы — часто менялись, иногда по несколько раз на день. В июне во двор ворвалась банда махновцев и ввалилась в квартиру. У нас из восьми человек семьи шесть лежали больными. В городе свирепствовала эпидемия испанки (разновидность гриппа). В поисках золота отца сбросили с кровати на пол. Не найдя ничего, бандиты покинули дом.
В конце сентября банда махновцев ворвалась в квартиру старшего брата, жившего у жены в семье Федоровых, и потребовала документы. Нашли у брата и свояченика С. Вульфа удостоверения в красных корочках (работали в исполкоме). «А, так вы коммунисты?!! Поедете с нами в штаб». Усадили на тачанки и поехали по Николаевской улице (Артема). Три сестры Федоровы — Ольга, Лиза и Белла — бросились бежать за тачанками. Возле театра Войталовского махновцы подобрали женщин и поехали в штаб. Однако, не доезжая села Вознесенки, на косе бандиты сняли женщин, изрубили саблями, предварительно изнасиловав, и зарыли в песок. На второй день сестра Этя с родственниками поехали в штаб махновцев (банда батьки Правды) в село Вознесенка. Там сказали: «Ищите мужиков в Днепре!» Однако поиски утопленников ничего не дали…
На ниве еврейских погромов, собиравших по Украине в годы гражданской войны обильный кровавый урожай, отметились многие. Впрочем, заявления и декларации направленные против погромщиков делали все. Широко известны заявления Симона Петлюры и Нестора Махно, Антона Деникина и Владимира Ульянова. Но, если слегка перефразировать известную максиму: уста глаголят, а руки делают.
…Махновцев из города вытеснили белые, а 5 января 1920 года в Александровск вошли части 45-й стрелковой дивизии Ионы Якира. Положение в городе было ужасным: разруха, остановившиеся предприятия, закрытые и разгромленные лавки. Не было хлеба. Не было дров. Даже с чистой водой были проблемы. Еще осенью наряду с испанкой в городе началась эпидемия тифа. Счет больных шел на тысячи. Говорили, что болеет чуть ли не четверть жителей города. Заболела сыпняком и Ита Колоднер. Было ей тогда только пятнадцать лет. Ее отвезли в барак для острозаразных больных, пытались лечить, но спасти, как и многих других, не сумели. По правилам, умерших надо было хоронить в братских могилах, засыпая негашеной известью, но на это не было ни сил, ни времени. Заведующий бараком для тифозных больных доктор Гескин приказал перекладывать трупы дровами и сжигать. Пепел от сгоревших тел зарывали в неглубокие ямы. Где? Разве об этом тогда кто-то думал?
Так что у Иты, как и у Давида, нет ни могилы, ни надгробья. Они просто стали водой, бесконечно катящихся к морю волн Днепра и травами на зеленых холмах над великой рекой. Частью той земли, на которой родились и которую у них уже никто не отберет, потому что они и есть эта земля.
Вот, пожалуй, и вся история. Однако, как ни горько об этом говорить, но даже если бы могилы сохранились, вряд ли они сбереглись бы до наших дней. Как известно, виновато не только время. И сами жители города не щадили могил своих предков: многие жилые кварталы и городские предприятия Запорожья буквально выстроены на костях. Украинских, русских, немецких, еврейских. Уцелели, и то лишь частично, только те старые кладбища, которые пока оказались в стороне от градостроительных порывов властей и жестокости вандалов, промышляющих поиском мифических сокровищ, спрятанных в старых могилах.
Александровское кладбище того времени, так называемое Новое Городское, располагалось выше вокзала Запорожье –II, там, где пересекаются улицы Круговая и Омельченко. Сейчас на его территории цеха объединения «Мотор Січ». Старый мастер рассказывал мне, что когда их строили, собирали и вывозили старые надгробия. Кроме того, старое городское еврейское кладбище с захоронениями до начала двадцатого века находилось там, где сейчас по улице Пищевой расположен местный масложиркомбинат и частные дома по улице Кирпичной. Сохранились только, если можно так назвать, ограбленные и перекопанные кладоискателями могилы, еврейские захоронения на самой окраине поселка Верхняя Хортица, за пределами Запорожья, на земле сегодняшних пастбищ Долинского сельсовета.
А еще сохранилась память. И уверенность в том, что из трагических дней далекого прошлого обязательно будут вынесены хотя бы минимальные уроки.